Легенда о Зеленом Рыцаре

Светлый день Рождества. Рыцари короля собираются за круглым столом, чтобы отметить праздник и помериться воинской славой. Но что-то невесел юный Гавейн. Нет за ним героических подвигов, достойных воспевания в веках. Вдруг на застолье является необычный всадник — покрытый древесной корой великан с секирой наперевес. Зелёный Рыцарь предлагает собравшимся ударить его мечом, однако через год им придётся держать равный по силе ответ. Гавейн выступает вперёд и сносит гостю голову… а тот, смеясь, поднимает её и уходит. Да грозит напоследок: «Свидимся через год!»

Таков путь историй. Столетиями они передаются из уст в уста, обрастают подробностями и комментариями. Большинство затем, увы, бесследно исчезает со своими сказителями. Но некоторым везёт больше: они оседают на страницах книг, переводятся, переосмысливаются и дополняются. Ложатся в основу опер, драм, хореографических этюдов и лекций профессора Толкина. И, наконец, доходят до кино.

«Легенда о Зелёном Рыцаре» — фильм про истории. Их здесь слагают, разыгрывают и изменяют. Герои фольклора теряют свой мифический лоск, чтобы к финалу вновь обрести его. И как судьба подвергает испытаниям молодого Гавейна, так же и режиссёр Дэвид Лоури пробует на прочность сказания древней Британии о витязях короля Артура. Дерзко? Имеет право.

По ходу 2010-х годов Лоури зарекомендовал себя как один из ведущих авторов нового американского кино, пусть даже широкой публике он не слишком известен. Его фильмы тихие, неторопливые, интимные — и в то же время эпичные. Частный сюжет о гибели любимого человека Лоури превращает в хронику времени («История призрака»). И наоборот, очередной диснеевский ремейк в его руках становится самобытной, нежной семейной драмой («Пит и его дракон»). Так же и с новой его работой: «Легенда о Зелёном Рыцаре» одновременно поражает масштабными северными пейзажами и погружается в самую суть своего героя.

Хотя, казалось бы, первоисточник к особому психологизму не располагает. Анонимная философская поэма XIV века, известная как «Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь», больше задаётся вопросами веры и морали. Её протагонист — христианский идеал рыцарства, человек галантный, скромный, честный и стойкий. Лишь раз он позволяет себе слабину: надевает перед ответным ударом противника волшебный шёлковый пояс, что оберегает от всех увечий. Но это ему прощает и сам Зелёный Рыцарь, и товарищи по Круглому столу. Ибо нет ничего более человеческого, чем желание жить.

Впрочем, Лоури не скрывает, что это лишь одна версия легенды. В разных итерациях Артурианы Гавейн представлен то святым, то мстительным злодеем. Во французских романах середины XIII века набожный герой, наоборот, становится воплощением неправильного «светского» рыцарства. А его куртуазная сдержанность в общении с дамами перемежается альтернативными описаниями его многочисленных жён и любовниц. Фильм весьма остроумно иллюстрирует этот разнобой, дробя сюжет на отдельные эпизоды-подглавы (у каждой свой заголовок) под общим начальным титром «Сэр Гавейн и…».

По сути, Лоури не только экранизирует конкретную поэму XIV века, но и оставляет к ней метакомментарий. Исходную фабулу он дополняет элементами других, близких по духу сказаний — благо в тексте упомянуто, что на пути к обители Зелёного Рыцаря герой пережил немало приключений. Тут и встреча с призраком мученицы Винифред, которой отсёк голову взбешённый возлюбленный («Может, это был ты?» — спрашивает она Гавейна). И загадочные гиганты, с которыми герой сражался в ранних своих появлениях в валлийском фольклоре, ещё под именем Gwalchmei. И говорящий лис-компаньон, отсылающий к сатирическим средневековым поэмам про Ренара-Рейнеке, хитреца и пройдоху.

Режиссёр дополнительно размывает границы «канона», лишая эпизодических персонажей имён. Король в «Легенде о Зелёном Рыцаре» — вроде бы великий Артур, а возможно, и дряхлый Король-рыбак из саги о Святом Граале. В матери Гавейна узнаются черты злой колдуньи Морганы, однако здесь она скорее новый, положительный персонаж. В толпе придворных то и дело мелькает старик с руническими татуировками на лице — кажется, Мерлин, но это неважно. Пока современные героические кинопоэмы (привет, Marvel!) все глубже плутают в дебрях собственной мифологии, Лоури бежит от энциклопедизма. Сохраняет поэтическую условность первоисточника и освобождает зрителей от груза лишних подробностей, которые не имеют отношения к сюжету.

Не стоит, впрочем, считать «Легенду о Зелёном Рыцаре» отвлечённой фантазией на средневековые мотивы а-ля «Меч короля Артура» Гая Ричи. Там, где это нужно, Лоури воспроизводит оригинальную поэму с хирургической точностью. Например, в религиозной символике: перед отправлением Гавейна в поход королева напоминает ему о «пяти радостях Девы Марии, пяти ранах сына её и пяти рыцарских добродетелях». Или в сцене, где искусительница пытается соблазнить героя на адюльтер, — чтобы подчеркнуть её коварство, средневековый автор (а за ним и режиссёр) облачает девушку в лисьи меха.

Но крепче всего экранизация держится за центральный этический конфликт поэмы. С одной стороны — желание жить и радоваться жизни во всех её проявлениях, от доброго застолья до общества прекрасных дам. С другой — законы рыцарской чести, буквально требующие от героя сложить голову. С того момента, как Гавейн отвечает на вызов Зелёного Рыцаря (даже не для себя, а чтобы уберечь Артура!), судьба выписывает ему суровый приговор.

Похоже, именно этот мотив привлёк внимание Лоури. Его кино вполне можно назвать «сказками про обречённых» — это волшебные истории о тех, чей конец предрешён ещё до начала фильма. Влюблённая пара преступников скрывается от погони, добрый дракон сталкивается с наступающей цивилизацией, призрак погибшего мужчины смиряется с тем, что жизнь на Земле продолжается без него. Юноша Гавейн, который пересекает британские пустоши ради того, чтобы отдать долг крови, вполне логично продолжает этот ряд героев.

Вот только понятия о героизме у Лоури и средневекового автора различаются. Поэма — история о доблестном рыцаре, который проявляет слабину. Фильм — история о слабаке в поисках рыцарской доблести. Сюжет схожий, темы почти идентичные. Но между ними лежит мировоззренческая пропасть шириной в шестьсот лет. Как, кстати, и между самой поэмой (XIV век) и эпохой Артурианы (V–VI века).

«Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь» существует в реальности христианства. Это довольно пугающий мир: не раз и не два герой становится игрушкой в руках более могущественных сил. Но литературный Гавейн железно верит в божественный промысел и свято чтит все надлежащие ритуалы. Пятиконечная звезда и щит с ликом Девы Марии оберегают его в пути. Молитва тотчас же приводит его к убежищу. Он отвергает соблазны плоти, за что в финале получает прощение.

Неслучайно действие поэмы разворачивается на Рождество, а Гавейн в ней (хотя и в несколько приземлённом формате «игры») повторяет путь Иисуса. Он смело отправляется навстречу гибели, трижды отказывается от соблазнов, не предаёт свои принципы — и даже смерть в итоге над ним не властна. А это невероятно утешает: что бы ни случилось, читатели XIV века могли быть уверены в незыблемых правилах мироздания. Живи по заповедям Создателя, береги свою честь да поспевай к молитве, и тогда никакой Моргане тебя не победить.

Но те времена в прошлом. Да, «Легенда о Зелёном Рыцаре» тщательно переносит на экран средневековые христианские ритуалы и обереги — но лишь затем, чтобы в следующей же сцене выбить героя из седла. Щит с Девой Марией раскалывается надвое, не дождавшись подвигов. И дальнейший путь Гавейна лежит не по божьему миру, а по первобытной реальности, где человек оставлен один на один с дикой природой и собственными страхами. Правил больше нет, и Лоури (кстати, атеиста) эта мысль повергает в экзистенциальный ужас.

Снова и снова режиссёр показывает своего героя маленькой рыжей точкой на фоне бескрайних серо-зелёных просторов Британии. Цвета неслучайны; более того, в середине фильма даже звучит большой монолог, дающий ключ к палитре фильма. Зелёный — цвет жизни, но также и смерти. Он символизирует силы природы, бесстрастно перемалывающие всех в назначенный час, чтобы затем цикл повторился вновь.

Так же и Зелёный Рыцарь здесь оказывается не трикстером, как в поэме, а воплощением сил самой Земли. Средневековый автор в финале «разоблачал» злодея, за жуткой маской которого скрывался добродушный охотник Бертилак, не чуждый людских страстей и лобзаний в дёсны. Лоури же на человечность антагониста лишь намекает: его Зелёный Рыцарь откровенно потусторонен, и Бертилак (если допустить, что они связаны) сам скорее служит его «маской».

Зелёному цвету в фильме противопоставлен красный или рыжий. Огонь факелов и тёплая накидка Гавейна, лисий мех и человеческая кожа — такая мягкая и непрочная. Это цвет жизни как страсти, цвет молодости и горячности. Цвет, которого уже почти не осталось на лице дряхлеющего короля. Цвет всего того, за что отчаянно цепляется герой на своём пути сквозь страшную, неотвратимую зелень.

Интересно, что ни поэма, ни фильм не осуждают героя за слабость — лишь за неискренность. В этом смысле «Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря» уже можно читать как усмешку над идеальными витязями прошлого. Протагонист корит себя за то, что в поединке воспользовался волшебным поясом и не дотянулся до христианских стандартов добродетели, — а другие рыцари, наоборот, принимают его пояс как напоминание о собственной человечности.

Аналогичным образом фильм сталкивает Гавейна с его собственным отражением — дважды. Первый, парадный, портрет с него пишут перед отправлением в поход, и, как мы вскоре понимаем, этот могучий богатырь не имеет ничего общего с испуганным мальчишкой в кольчуге. Для второго портрета Гавейн позирует уже на пороге схватки с Зелёным Рыцарем. Неожиданно выясняется, что «зарисовывает» его не придворная художница, а диковинный средневековый аналог фотографии! И на этом изображении он предстаёт как есть: полнокровный, мучимый страстями, частично погружённый в тень. Хотели идеальный метакомментарий о разнице между классическими и современными рыцарскими романами? Распишитесь!

Возвращаясь к параллелям между Гавейном и Иисусом, нельзя не упомянуть ещё один очевидный источник вдохновения Лоури — скандальную драму Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа». Сын Божий там предстаёт во всей своей человечности, он жаждет любви, страдает от депрессии, полон тревог и сомнений. За минуту до смерти он представляет альтернативный финал своей истории: вот он сходит с креста, женится на Марии Магдалене и, состарившись, наблюдает за крушением мира, который потерял Мессию. И лишь тогда, столкнувшись с последствиями своей отчаянной жажды жизни, примирившись со страхом смерти, Иисус обретает силы принести последнюю жертву.

Этот эпизод «Легенда о Зелёном Рыцаре» цитирует почти дословно в завораживающей (и бессловесной!) пятнадцатиминутной кульминации. Для пущего сходства Лоури даже вводит в историю собственную «Марию» — Эссел, городскую проститутку и возлюбленную Гавейна. Она единственный персонаж фильма, кроме главного героя, кто в титрах назван по имени. Она же одной из первых появляется в кадре: её игривыми, любящими глазами мы впервые открываем для себя рыцаря Гавейна.

Впрочем, нет, не рыцаря. Это ещё одна важная особенность фильма: подобно тому, как Иисус у Скорсезе не сразу становится Спасителем, так и Гавейн обретает статус «сэра» лишь под зелёной секирой. Что, как ни странно, не противоречит моральному кодексу поэмы, а подкрепляет его. С каждым отступлением от сюжета первоисточника Лоури лишь глубже исследует его нравственную суть.

Билеты тут.