Титан

В прокат выходит «Титан» Жюлии Дюкурно о серийной убийце, забеременевшей от автомобиля,— странный и лишенный формальной логики хоррор, получивший каннскую «Золотую пальмовую ветвь»

С чего начать рассказ о фильме, победившем на последнем Каннском фестивале? С изумленной реакции российских критиков на решение жюри, с их шуток про «Титановую ветвь»? С синопсиса, бедного на формальную логику и богатого на невероятные концепции и маленькие искрометные шутки, на боль и мазут, заменяющий тут кровь? С описания пресс-конференции, на которой съемочная группа с серьезным видом отвечала на серьезные вопросы прессы?

Впрочем, кто знает, может, за темными матерчатыми масками дебютантки Жюлии Дюкурно, ветерана французского кино Венсана Линдона и начинающей актрисы Агаты Руссель («Титан» — ее первая полноценная роль) и скрывались невольные ухмылки — ведь иначе, без ухмылки, невозможно воспринимать ни сам фильм, ни его триумф на главном фестивале мира, ставший триумфом не политики, не социального или эстетического высказывания — но чистой киноформы. И конечно, формата традиционного кинопросмотра на большом, а лучше очень большом экране, с мощным звуком, яркой картинкой, которая обеспечивает ту самую бьющую по голове зрителя тактильность, о которой писал Вальтер Беньямин на заре кино.

Дело в том, что «Титан» — это хоррор. Не драма, замаскированная остросюжетностью (как, например, «Молчание ягнят»). Не симфония в багровых тонах и не страшная сказка с политическими подтекстами. Не психонавтика в духе раннего Кроненберга — а чистый еврохоррор, изобретательный шокер ради шока. Кино категории Б. Грайндхаус. Он и начинается — как положено грайндхаусу — с полуголых девушек, извивающихся под туповатый поп на блестящих капотах дорогих автомобилей. Одна из них — Алекса (Руссель), мрачная особа со шрамом над правым ухом, формой напоминающим мозг. Историю его появления показывают в прологе: еще в детстве Алекса отличалась несносным характером, и ее хулиганство в салоне несущейся по автобану машины стало причиной аварии (отца Алексы играет Бертран Бонелло, великий режиссер странных фильмов, и его камео как бы протягивает нить от «трансгрессивного французского кино» нулевых к фильму Дюкурно). Вскоре Алекса подожжет дом родителей, предварительно заперев их в горящем здании, и, набросив на голову капюшон, уйдет в ночь. Героиня «Титана» — серийная убийца, на счету которой жизни нескольких мужчин и женщин, а за первые 15 минут фильма к ним прибавится еще полдюжины. Убивает она только сексуальных партнеров во время прелюдии, и это не самозащита, а обыкновенная мизантропия — героиня в принципе не любит людей, предпочитая им автомобили. В самом прямом смысле слова: Алекса занимается сексом с машинами, сидя на заднем сиденье и истекая мазутом. Но эта кроненберговская линия сюжета «Титана» довольно быстро развивается в дичайшую фантасмагорию: от авто Алекса забеременеет, ее грудь нальется машинным маслом, а живот — титаном.

Дальше — больше: уходя от полицейской облавы, героиня увидит постер с фотороботом некоего Адриана, пропавшего 15 лет назад еще мальчиком. Отец Адриана — начальник пожарной бригады Легран, альфа-самец, установивший в своем гараже казарменные порядки. Но Легран стареет, дряхлеет, уже не может толком подтянуться и тщетно колет себе стероиды. Алекса состригает волосы, бинтует грудь и стремительно растущий живот, ломает себе нос о край раковины (в «Титане» вообще довольно много от боди-хоррора — плоть тут постоянно бьется, рвется, дырявится, исторгая из себя кровь, слизь и пену). Теперь она — двойник пропавшего, старик опознает ее и забирает домой.

Дальнейший пересказ сюжета был бы окончательно лишен смысла: «Титан», как, наверное, уже ясно, не подчиняется формальной логике — это кошмар, странный и страшный бред, в котором один сюжет (противоестественное материнство) перетекает в другой (безутешное отцовство), где переплавляются гендеры и сексуальности, преступление и искупление, любовь родительская и плотская, человек и механизм. Сценарных находок «Титана» хватило бы на пять фильмов — тут и саспенс о подмене/самозванстве, и эдипальная драма, и чудеса гендер-флюидности, и христианский гротеск (пожарный уподобляет себя Саваофу, а Адриана/Алексу — Иисусу). Экран жжет неоном, разбивается на вспышки стробоскопа, полыхает огнем пожаров — зрителя тащат от аттракциона к аттракциону, погружая в какое-то невообразимое море тегов, в котором все равнозначно и все не имеет значения, и все это уже, кажется, где-то было, только вот не припомнить где.

Восторги и возмущения критиков понятны: «Титан» — это химера, взявшая всего понемногу практически от всех трендов сегодняшнего кинопроцесса, страдающего от ковидного малокартинья. Это фильм для большого экрана (на малом его смотреть скучновато), сделанный как средний нетфликсовский экшен: лихо, безоглядно и без умничанья, на среднем огне (и в этом кроется отдельная ирония, ведь Канн как агент кинопроката воюет со стриминг-сервисами). Это «женское кино» — но женщина тут антигероиня. Это фильм вроде бы отстраняющийся от старомодного интеллектуализма медленного кино и арт-драмы, но довольно традиционный в каждом своем кадре, в саундтреке, в самом жанре европейского арт-хоррора, уже, кажется, давно достигшем пенсионного возраста. В общем, «Титан» — это то самое новое, которое, как всегда, оказывается подзабытым старым. Но, в отличие от героя Венсана Линдона, оно еще может подтянуться — и не раз.